Суета сует - Борис Курланд
– «…но холодный взгляд и холодное слово – невыносимы», – машинально завершил пословицу Таль, сам себе не веря.
Слова японской пословицы он повторял мысленно тысячи раз. После нескольких лет пребывания в стране текст пословицы потерял значение, поблек, словно цветастая ткань на солнце. В глубине души он надеялся, что его оставили в покое, забыли на бывшей родине, что он и дальше продолжит жить без тревожного ожидания, спокойной размеренной жизнью, к которой постепенно привык. Он привык к невыносимой жаре, ему стало нравиться жить в Израиле, каждый здесь знал другого, через пять минут разговора, казалось, знакомы годами, куда ни пойдешь – везде знакомые, без иврита тоже можно обойтись, в любом месте обязательно окажется выходец из России. Он начал брать уроки по вождению, ему надоело по субботам сидеть дома, играть со Светкой в гляделки. Машину решили купить подержанную, у Светки, как всегда, оказался знакомый владелец авторемонтной мастерской, тот обещал подобрать подходящий автомобиль с небольшим пробегом, в хорошем состоянии. В банке взяли ссуду. Он перестал скучать по Москве, ночами уже не снились улицы, парки, которых здесь не было, озера, которых здесь и быть не могло, и все же здесь он чувствовал себя свободно. До сегодняшнего вечера.
– Тебе привет от майора Никитина. – Фаридка протянул конверт. – Письмо от матери. Прочитай и уничтожь. Там тобой довольны, ты сумел проникнуть на самый секретный объект страны. Ко мне не подходи, я сам тебя найду. Пока собирай данные, фотографируй все подряд, любая информация полезна. Ничего не записывай, смотри, запоминай, дополнительные инструкции получишь позже.
Бедуин или кто он там такой, откуда у него такое знание русского языка?
Таль уселся на табуретку, руки дрожали, он заколотил ногами по полу, нервно почесался, теребя руками тело.
Беэр-Шева. 1991 год
Галина
Галина налила полный стакан вина вперемешку с газированной водой. Старый рецепт, вино сразу бьет в голову, от него не пьянеешь, но мозги слегка плывут. Она хотела напиться вдребезги, проснуться утром и забыть вчерашний вечер. Стереть увиденное.
Орит и Алон в кровати, голые, в обнимку, занимаются любовью. Слово «секс» она старалась избегать. Сколько раз она предвидела, что подобное может случиться, но отталкивала от себя эту мысль, убеждала себя в маловероятности события. Галина не хотела, чтобы они росли вместе, планировала записать Орит в детсад подальше, но тащиться с ней туда хлопотно, а оттуда придется бежать на работу, чтобы не опоздать. В школу девочку пришлось записать по месту проживания, она тайком проверяла варианты переезда в другой жилой район, но не знала, как объяснит Кире подобное решение, да и, опять же, до работы проблемно добираться.
Гале хотелось устроить личную жизнь, чтобы рядом был мужчина, деловой, хозяин, рассудительный, неплохой в постели, работящий, короче, идеальный. Осторожно наводила справки о потенциальных кандидатах, она еще молодая, пятидесяти нет. Пару раз сходила на свидание, посидела в ресторане, не молодые годы, чтобы держаться за руки на улице. Цепко присматривалась к движениям собеседника, как выбирает меню – не жадный ли, попытается ли затащить в постель на одноразовый секс, устроен ли и какая профессия имеется. Но так и не сложилось.
Таль приходил время от времени, когда Орит не было дома, молча валил на постель, молча уходил. Эта связь уже давно тяготила, никаких чувств к нему она не испытывала. К счастью, он никогда не интересовался, Орит ли его дочь.
Светка как-то спросила Галину напрямую:
– Толик тебя трахает, да? Ты ведь старая для него, грудь висит, лицо бледное, как у покойницы, молдавские вина раздули тебя, словно матрешку. Кроме того, в постели надо вертеться во все стороны. Судя по тебе, вряд ли ты умеешь крутиться как часовая стрелка.
– Ничего у нас нет. Заведи ребенка от него, вот тогда он женится на тебе.
Беэр-Шева. 1991 год
Света
Светка не намеревалась беременеть, свобода важнее всего. Тратить время на пеленки, воспитание, детские болезни, прививки, а как подрастет – заниматься образованием… Рабство на всю жизнь. Нет, это не для нее. Она хочет жить только для себя, наслаждаться жизнью ежедневно в свое удовольствие. К сожалению, работа занимала большую часть дня, а значит, и жизни. Зато в свободное время – оторваться по полной, сходить в кино, купить себе шмотки, смотаться в Эйлат, наслаждаться бездельем, сидеть просто так часами у телевизора, перелистывать журналы мод. Она любила заниматься сексом, тусоваться с друзьями, мечтала слетать за границу, путешествовать по Европе, добраться до Америки. «Жизнь коротка, – не раз говорила она себе, – надо брать от нее все возможное». И она брала. В Израиль Света репатриировалась с одной целью – увидеть мир. Живя в России, это было невозможно. Любая просьба на выезд, даже в соцстраны – Болгария или Чехия – рассматривалась чиновниками как попытка к измене Родине. Зато из Израиля она может поехать почти в любую страну мира, лишь бы денежки имелась в достаточном количестве.
Через неделю после разбирательства между женщинами Толик пропал. Ушел на работу и не вернулся. Накануне они договорились встретиться после работы, еще с парой приятелей пойти на спектакль театра «Гешер». Коллектив из русскоязычных актеров получил восторженные отзывы в СМИ. Насчет билетов Света позаботилась заранее, знакомая кассирша обещала отложить, пока местные театралы – а их хватало с избытком, понаехали с последней волной алии – не расхватали. Пораньше вернулась с работы, заменила ее Клава, новая репатриантка в возрасте, всегда готова взять дополнительные часы. Вначале смоталась к Антонине в парикмахерскую, затем к косметичке удалить парочку малозаметных прыщей, заодно навести марафет. Дома достала из шкафа платье, купленное в Машбире, даже после сезонной распродажи оно стоило дорого, зато сидело на ней прекрасно. Покрутившись перед зеркалом, с удовлетворением отметила стройную фигуру, достала из футляра набор – браслет, бусы и сережки из бирюзы.
Кстати, где Толик?
Она взглянула на часы. Почти половина седьмого, спектакль начинается в половине девятого. Времени предостаточно, до концертного зала пешком минут сорок, автобусом, понятно, быстрее, но его надо ждать на остановке, кроме того, ехать в тесноте в нарядном платье и в туфлях на каблуке… Знакомый таксист обещал подъехать к восьми часам.
Ближе к назначенному времени она начала нервничать, накатывались волны злобы вперемешку с бешенством, хотелось разбить пару тарелок, порвать в клочья новое платье. Она начала материться в голос, долбануть Толика о стену и расквасить ему морду.
В начале девятого Света подумала: а вдруг он не так понял и ждет ее у входа в концертный зал? Таксист обещал подъехать через пару минут, она в спешке одернула платье, косметичку положила в сумку – марафет наведу по дороге, туфли впихнула в пластиковый пакет – переобуюсь в такси, домашние тапочки заберу потом, прическа вроде бы в порядке, бегом вниз по лестнице.
У входа в зал Светка выскочила из такси, бросила водителю «подожди на всякий случай», осмотрелась по сторонам. Кассирша выдала ей четыре билета, рассчитаемся потом, вновь прошлась взглядом по редеющей толпе, отдала приятелям два билета, они ждали у кассы, как и договаривались, вы пока заходите, я подожду Толика, он задерживается.
Машинально кивнула нескольким знакомым, стала мысленно перебирать возможные варианты: задержался на работе, попал в аварию – в таком случае, вероятно, находится в «Сороке», вряд ли присматривает за Алоном, тот скоро ростом догонит отца. Подошел таксист, протянул сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся сам. Она спросила, не передавали ли по радио что-нибудь об аварии, таксисты всегда в курсе происходящего в городе, переговариваются по «Мотороле», мобильной связи, сообщают друг другу о пробках, потенциальных клиентах, ожидающих на автобусных остановках или голосующих у дороги, сплетничают не хуже женщин.
– Пойду, спрошу у диспетчера, может он что-то слышал. – Таксист впихнул окурок в щель между плитками тротуара, он впервые видел в столь беспокойном состоянии аптекаршу, известную всему городу бойким языком и шуточками по поводу пациентов.
– Привет, Светка! – Слегка запыхавшийся мужчина в пиджаке и галстуке, несмотря на жару, протянул контролеру билет. – А где твой муж,
